11. Опять как шут гороховый таскался в палату общин насчет вашей ирландской пряжи и опять дело отложено до пятницы; вместе с Патриком я добрался водою до Сити, где пообедал, а потом побывал на распродаже книг Чарлза Бернарда, но лучшие из них шли по такой чудовищной цене, что мне это никак не по карману; я, правда, выложил один фунт и семь шиллингов, но без всякой радости и с тем ушел, решив, что больше меня туда не заманишь. Хенли все склонял меня пойти вместе со Стилем, Роу и прочими на обед к сэру Уильяму Риду [472] . Вы, конечно же, слыхали о нем. Прежде он слыл просто шарлатаном, а теперь — окулист королевы; он варит восхитительный пунш и угощает на золотой посуде. Но я уже был приглашен и наотрез отказался; кроме того я вообще не охотник до такого рода сборищ. Итак, доброй вам ночи и ложитесь-ка спать.

12. Около полудня я навестил секретаря, он простужен, да и камни время от времени дают себя знать, а все из-за его пристрастия к шампанскому. Я накинулся на него как собака, и он клятвенно обещал мне больше беречься. Лорд Энглси, сэр Томас Ханмер, Прайор и я были приглашены нынче на обед к генерал-лейтенанту Уэббу [473] . Мы с лордом просидели там до десяти, но пили весьма умеренно, а я — не иначе, как разбавив вино водой. Был там еще некий мистер Кэмпейн [474] , один из членов Октябрьского клуба, если только вам известно, что это такое. Это клуб сельских сквайров — членов парламента, которые считают, что кабинет министров слишком уж медлит с наказанием и смещением вигов. Я имел при этом случай убедиться, что лорд и все прочие считают, будто я пользуюсь у кабинета министров куда большим доверием, нежели выказываю это, и они хотели бы через мое посредничество побудить его к угодным им действиям. Говоря по чести, у них и в самом деле есть некоторые основания для недовольства правительством, однако же я не намерен обжигать себе пальцы. Я помню упреки Стеллы: зачем вмешиваться в дела, которые не имеют к вам касательства? Но вы все же позволите мне высказывать министрам свое мнение, когда они меня спрашивают, а иной раз сообщать им мнения других людей, даже если они о том не спрашивают; Дингли, во всяком случае, не видит в этом ничего предосудительного.

13. Нынче утром я опять зашел к миссис Ведо; она попросила одного своего приятеля помочь ей получить деньги и говорит, что он сделает это в течение двух недель и тогда она передаст бумаги мне. После этого я пошел проведать мистера Гарли, который, как я надеюсь, через несколько дней станет выходить; он был в отличном расположении духа и только выразил сожаление, что Гискара небрежно лечили, он сказал, что предпочел бы, чтобы тот остался жив. Позднее пришел господин секретарь, и мы очень весело провели время, пока не явился лорд-камергер (герцог Шрусбери); меня представили ему, и мы обменялись принятыми в таких случаях дурацкими любезностями, после чего полковник Мэшем и я откланялись. Потом я в который раз отправился в палату общин насчет вашей пряжи, а дело опять отложили. Потом Форд потащил меня обедать в таверну, и надо же было так случиться, что как раз в этой таверне и в этот же день недели обедает обычно Октябрьский клуб. Спустившись после обеда вниз, мы решили узнать, было ли нынче решено, наконец, дело о нашей пряже, и я послал вызвать из комнаты сэра Джорджа Бомонта [475] . При этом я едва не попал в затруднительное положение, потому что не прошло и двух минут, как оттуда вышел мистер Финч [476] , сын лорда Гуирзни, и сообщил, что лорд Комптон [477] , распорядитель этого пиршества, выразил от лица клуба пожелание, чтобы я оказал им честь, отобедав с ними. Я послал свои извинения, сдобрив их чуть не тридцатью любезностями, и поспешил как можно скорее ретироваться. Обедать с ними, принимая во внимание мою дружбу с министрами, было бы в высшей степени неблагоразумно. Клуб насчитывает почти сто пятьдесят человек, из которых около восьмидесяти собрались как раз в это время за двумя длинными столами в большой круглой комнате. Вечером я все-таки снова пошел на распродажу книг Бернарда и выложил три фунта и три шиллинга, но больше ни за что не пойду; я, правда, уже один раз зарекался, но теперь непременно сдержу слово. Совсем забыл сообщить вам, что когда я обедал у Уэбба с лордом Энглси, то завел с ним разговор насчет Клементса, сказав, что о нем отзываются как о весьма порядочном джентльмене и хорошем офицере, и выразил надежду, что милорд посодействует ему; милорд ответил, что он о Клементсе того же мнения и что тот несомненно сохранит за собой свое место, пока будет его заслуживать; сколько я мог заметить, лорд ничего против него не имеет. И все же хочу вам заметить, дорогая моя, что обременять меня такого рода хлопотами не годится. Я могу просить вельможу оказать услугу мне или моему другу, но с какой стати он должен это делать для друга моего друга? Нельзя в своих рекомендациях заходить так далеко. Одно дело, если кто-либо из моих друзей просит меня оказать содействие своему приятелю, но, разумеется, такое, какое в моей власти, ради него я, так и быть, это сделаю; но ходатайствовать перед кем-то относительно друзей моих друзей — это уж вопреки всякому здравому смыслу; я хочу, чтобы вы это поняли и постарались отбить у людей охоту досаждать мне подобного рода просьбами. — Надеюсь, что Клементсу мой разговор с лордом Энглси принесет некоторую пользу, и уж во всяком случае никак ему не повредит. Насколько я понял со слов миссис Пратт, ее муж приятельствует с ним, да и епископ Клогерскнй говорит, что Клементсу следует опасаться не Пратта, а некоторых других своих врагов, считающих его вигом.

14. Нынче утром был так занят, что вышел из дома совсем поздно. Я написал герцогу Аргайлу, однако ни словом не обмолвился о Бернидже, который, как я полагаю, не увидится с ним до тех пор, пока Испания не будет завоевана, а это вряд ли когда-нибудь произойдет. Мне довелось быть сегодня у лорда Шелберна, и я опять говорил с миссис Пратт насчет Клементса; дело в том, что ее муж сам не прочь получить несколько хороших должностей и одну, притом довольно выгодную, я недавно ему выхлопотал, поэтому я выразил миссис Пратт надежду, что ее муж в свою очередь похлопочет за Клементса. Обедал я сегодня у моей соседки Ваномри вместе с сэром Эндрю Фаунтейном; он страдает от астмы и встревожен своим состоянием, но повинен в этом он сам, потому что распутничает и пьет, хотя совсем недавно едва выкарабкался из могилы. Это письмо будет сейчас же отправлено, ведь, сдается мне, полгода уже миновало, и пора платить за квартиру, так что я буду весьма рад, если вы не сочтете за труд отдать причитающиеся с меня деньги, а заодно и за изготовление необходимого количества ящиков для моих книг, которые следует поместить в каком-нибудь надежном месте; за их хранение я бы тоже уплатил. По возвращении своем я скорее всего съеду от миссис Брент, потому что хотел бы иметь более просторное помещение для книг и, если возможно, конюшню. Так что, будьте добры, отдайте, пожалуйста, деньги за квартиру и оплатите все связанные с этим расходы, и пусть миссис Брент уложит мои вещи. Мне бы не хотелось только, чтобы какие-нибудь книги были уложены в тот сундук, где лежат мои бумаги. Посылаю долговую расписку на имя Парвисола на двадцать ирландских фунтов, из коих, если вы только не намереваетесь поехать в Бат, вы и уплатите за квартиру и за все остальное. Впрочем, поступайте, как вам заблагорассудится, и любите бедного Престо, который любит МД в тысячу миллионов раз больше своей жизни. Прощайте, МД.